Не знаю, может быть, раньше и не могло произойти того, о чём правдиво рассказывается в этой истории. Но ведь раньше и львы не прыгали в горящие обручи, и слоны не ходили перед человеком, скажем так, «на задних лапках». Почему бы теперь и верблюду не пролезть в недосягаемое игольное ушко?..
Итак, однажды один очень богатый человек добровольно и без всяких расписок раздал всё своё огромное состояние бедным людям. Не будем останавливаться на том, как он умудрился всё это законно провернуть, заметим лишь, что богатства было гораздо больше, чем тех бедняков, которые его заполучили при дележе. Счастливцы искренне благодарили своего благодетеля, молились за него, приглашали в гости в новые, только что отстроенные дома. Богатый человек чувствовал себя по настоящему счастливым и удовлетворённым. Но через некоторое время его перестали приглашать, здоровались с ним теперь только издалека и, если была такая возможность, обходили аж за четыре версты. Одежда богатого человека к тому времени пообносилась, и только походка его оставалась такой же уверенной и независимой.
- Он совсем не такой, как мы! - обсуждали теперь бывшего богатого человека бывшие бедняки. - У него ничего нет, а он ведёт себя так, будто
он богаче нас!
- Эй, ты! Если и дальше будешь задирать нос, мы тебя поколотим! - неоднократно предупреждали его.
Но богатый человек никак не желал менять себя, не хотел он поддаваться грубости, невежеству,
озлобленности. Он радовался, когда у другого дела шли в гору, он всё так же продолжал носить галстук и ни в какую не соглашался ковырять в носу пальцем, как это делали его соседи.
- Ты, наверное, очень хочешь попасть в Царство Небесное? - подзуживали его бедняки, когда тот раздавал нищим заработанные деньги. - Но ты не попадёшь туда, потому что остался таким же богатым, каким и был. У тебя всё та же походка богача, те же манеры и привычки, и вообще, никто из нас, бедных людей, никогда добровольно деньги нищим не раздаст!
- Стань нищим, если ты, действительно, хочешь попасть в своё Небесное Царство!
Бедные люди не могли понять происходящего. Отчаявшись, они вынесли свой приговор богатому человеку и перестали здороваться с ним при встрече. Тому же ничего не оставалось делать, как бросить работу, сшить себе суму и уйти в нищие. Надо сказать, что ему очень спокойно зажилось среди таких же, как и он, всеми покинутых людей. Его походка и внешность там никого не интересовали. Собираясь в конце каждого дня в ночлежках, нищие не спрашивали новенького, куда он девает свои, с трудом вымоленные, крохи. Видя, что он голоден, без упрёков делились с ним. Но и здесь наотрез отказывались верить в то, что этот странный нищий был когда-то очень богатым человеком.
- Богатый никогда добровольно не станет нищим, - подозрительно перешёптывались за его спиной обитатели трущоб, - нищий богатым стать может, но опять же на время, до тех пор, пока его богатство не превысит богатства богатых. Но чтобы богатый стал нищим - это даже несправедливо.
- А вдруг он и впрямь, тот самый Богатый Нищий? - прошептал кто-то из толпы и перекрестился.
Все разом притихли, придирчиво пытаясь заглянуть в душу своего нового собрата.
- Ну, что, скинемся, кто сколько может? - глубокомысленно предложил один из новых нищих.
- Что мы, бедные что ли, какие? - поддержал его нищий посолиднее. - Сбросимся, кто сколько имеет!
Он первый подошёл к Богатому Нищему и сунул в его суму все свои сбережения - бери, ищи своё Царство!
Следом в ту же суму посыпались пожертвования и остальных нищих. Только теперь это были другие деньги, непохожие на те, что водились у богатого человека раньше. И шуршали они теперь, как руки матери, ласково поглаживающие по голове своё непутёвое чадо.
- Зачем же, друзья мои?! - сквозь слёзы пытался остановить их Богатый Нищий. - Мне ничего этого не нужно!
- Бери, бери, - великодушно похлопывали его по плечу, - тебе это пригодится.
- Раз ты человек богатый, стало быть, и богатство у тебя должно быть.
- Бери, друг, бери! - подбадривали его со всех сторон нищие.
Снарядив его, как подобает в дорогу и, вызвав такси, нищие трогательно прощались с теперь уже действительно богатым нищим:
- Ты... это... если найдёшь его... Царство-то Небесное, дай нам знать.
- Ну, а не найдёшь, приходи, не сомневайся.
- И не раздавай ты больше своего богатства бедным, от этого они становятся ещё беднее.
Богатый Нищий из такси смотрел в глаза провожающим и впервые в жизни плакал при виде по-настоящему богатых людей...
Такси увозило Богатого Нищего в Небесное Царство, а нищие ещё долго стояли на дороге, надеясь, что тот передумает и вернётся.
или-были два брата: один богатый, другой бедный. Вот приходит бедный к богатею и просит:
Дай, брат, хлеба!
А тот говорит:
Дай выколю тебе глаза, тогда и дам.
Тот соглашается:
Что ж, выкалывай, а хлеба все же давай!..
Выколол богач бедному глаза и дал ему поесть. Вот пока ходил бедняк просить есть, тот ему и глаза повыколол и уши обрезал, руки-ноги отрубил, а все за тот хлеб несчастный. Вот мужик, что без ушей и без всего, покатился безглазый, вкатился в лисью нору и лежит там. Вдруг ночью как зазвенит, как засвистит, - прибегает святой Юрий с волками, лисицами и со всяким зверем. Остановился у норы, где мужик лежал, и говорит:
Только смотрите, никому о том не рассказывайте, что я скажу вам: завтра будет такая роса, что всякий больной вылечится. Есть у царя дочка больная, если б ее той росой помазать, она бы исцелилась. И воды у людей нету, а вот если поднять в таком-то месте камень, то и вода потекла бы.
Проснулся утром мужик и как начал по траве кататься, вдруг выросли у него руки и ноги. Помазал потом глаза - начали глаза видеть. Так мазал он себя, пока совсем не исцелился, а потом набрал этой росы, пошел к царю и вылечил его дочку; и наградил его царь за это щедро. Исцелив царевну, пошел он к людям, у которых воды не было, поднял камень, и вода потекла.
Радуются люди и наградили его тоже так щедро, что стал он богатый, а тот, что был богачом, стал убогий. Ходит и хлеба просит.
Дай, - говорит, - хлеба да выколи мне глаза, отруби руки и ноги и отвези меня в ту нору, где ты лежал.
А брат, который был бедняком, говорит:
Не надо, бери так!
Нет, - говорит, - отруби мне руки и ноги и отвези меня!
Глава из книги Эзры Ховкина «Странствия Боруха».
С
ынок, ты много раз бывал в синагоге и, наверное, заметил, что есть два вида нищих. Одни вытягивают лодочкой руку и начинают жадно просить, не дожидаясь, пока ты полезешь в карман. Другие сидят молча и серьезно. Если их заметят и дадут цдаку, они спокойно поблагодарят. Если нет — промолчат. Они понимают, что быть еврейским нищим — это работа, о которой немало сказано в нашем законе. У нищего, например, есть обязанности. Он должен отложить десятую часть своих денег и дать ее другому нищему, которому не так повезло. У него есть и права. В любой еврейской общине его должны дважды покормить в будние дни и три раза — в субботу. Но главная работа нищего — бродить по свету и проверять, не зачерствело ли сердце еврея. Тот, кто забыл, что есть такая заповедь — цдака, похож на могучий поезд, который мчится навстречу аварии. Однако есть надежда. На каждой станции имеется путевой обходчик, который день за днем идет по насыпи, проверяя путь. В случае чего он махнет флажком машинисту, и тот вовремя выпустит пар. Так же и наши нищие — идут навстречу энергичным людям, которые торгуют, строят, дают ссуды. А нищие протягивают руку, словно машут флажком, чтобы еврей остановился и вспомнил. Чтобы он сбросил пар и спросил себя: «А похож ли я на еврея?..»
Эта работа была такой важной, что один богач тоже решил заняться ею. Звали его Рафаэль-Шломо. Как и его брат Шолом-Шахнэ, Рафаэль-Шломо любил вечером, покончив с делами, бродить по кварталам Вильны. Но если Шолом-Шахнэ раздавал деньги, то Рафаэль-Шломо их собирал.
Как это делалось? Представь, сынок, что ты купец. Спозаранку отправился закупать товар, потом открыл магазин, и весь день в нем толпились покупатели. С одними ты обменивался приветствиями, за другими следил, чтобы они не положили себе что-нибудь в карман ненароком. Торговался? Конечно. Глупо продавать себе в убыток, но и нельзя назначить такую несусветную цену, из-за которой товар будет вечно лежать на полке. Словом, весь день суета и нервы. Потом ты повесил на дверь тяжелый замок, и пошел в синагогу молиться Минхо. Потом с другими евреями вы сидели за длинным столом, раскрыв огромные страницы Талмуда, и, борясь с дремотой и усталостью, ты морщил лоб, стараясь понять ход рассуждений. И вот зажглись на небе три звезды, приказывая евреям читать Маарив, вечернюю молитву. Помолились и стали расходиться.
«А гутэ нахт! А гутэ нахт!» «А гутэ нахт!» — звучало на крыльце. Евреи желали друг другу доброй ночи. Наконец ты дома за накрытым столом. Жена хлопочет, расставляя блюда. Дети шумят, а у тебя нет сил даже прикрикнуть на них построже. Усталость и покой тяжелым теплом сковывают тело. И вдруг стук в дверь.
— Кто там? — кричишь ты.
— Гиб мир а недовэ! Пожертвуйте что-нибудь! — раздается с улицы.
Ты велишь жене открыть, и вот вместе с ветром и дождем порог твоего жилища переступает известный богач Рафаэль-Шломо с протянутой рукой. Сначала ты не веришь своим глазам, потом думаешь, что богач спятил. Но он спокойно и серьезно говорит:
— Забудь, что я богатый Рафаэль-Шломо! Представь, что я бедняк, который нуждается в твоей помощи. Дай ему столько, на сколько хватит сил. И пусть Вс-вышний наградит тебя за щедрость!
Сынок, ты чувствуешь неловкость и беспокойство. Известно, что этот чудак каждый вечер отправляется собирать деньги для бедняков и вот, наконец, навестил твое жилище. Для бедняков это хорошо: им не придется, подавив гордость, просить о помощи, потому что она придет к ним сама. А вот людям состоятельным приходится чесать затылок: мало не дашь, стыдно, а много жалко, да и все равно не переплюнешь богача. И вот, копаясь в кошельке, ты, сынок, бормочешь:
— Сейчас, сейчас, реб Рафаэль. . . Вообще, дела идут не так уж хорошо, цену на сукно опять пришлось сбросить. А потом, скажите, зачем так мучиться? Я дам всего несколько монет, а вы ради этого тратите целый час, вместо того, чтобы провести его с семьей...
Богач махнет рукой:
— Не берите в голову, реб Менахем. У цдаки другой счет: ценится не то, сколько человек дает, а сколько он от себя отрывает. Поэтому ваше серебро для Творца может быть дороже, чем мое золото. Но я тоже не прогадал. Говорится, что тот, кто собирает цдаку у других, получит награду больше тех, кто дает ее. Так что все в порядке!
Сынок, ты дал ему больше, чем хотел сначала. Богач пожал тебе руку и скрылся за дверью. А ты остался сидеть у стола, подперев подбородок рукой и думая о том, сколько домов обойдет сегодня Рафаэль-Шломо. В городе ему дали прозвище Богатый Нищий. Мне кажется, что этот нищий истоптал во время своих прогулок больше сапог, чем все городские бедняки вместе взятые!
Но самое интересное начиналось потом. Придя домой, он внимательно считал выручку и прибавлял к ней из своего кармана ровно столько, сколько дали все остальные. Таким образом, собранная сумма удваивалась.
А еще интересней было дальше. С потяжелевшим кошельком Рафаэль-Шломо шел к своей матери, Саре. Он говорил ей, сколько там денег, и она добавляла такую же сумму из своих. Цдака увеличивалась в четыре раза!
Выезжали казаки на лихих лошадях, чтобы саблей-пикой добыть русскому царю город Вильну. Их встречали паны в блестящей броне, с перьями на шапках. И литовцы тоже были не прочь завоевать его, и немцы никогда о нем не забывали. Но мне кажется, сыночек, что все-таки этот город был наш, потому что такие люди, как Рафаэль-Шломо вымостили его своей добротой.
Прошло много лет. Богатый Нищий состарился. Сердце по-прежнему горело желанием помочь беднякам. А вот ногам стало трудно взбираться по узким лестницам. Тогда он собрал семь самых богатых людей Вильны и сказал, что продаст звание Богатого Нищего тому из них, кто заплатит больше остальных. Конечно, эти деньги тоже пойдут в цдаку. Богачи стали торговаться. Один называл круглую сумму, другой прибавлял, а третий давал еще больше. Они бились за право бродить вечерами по улицам под дождем, нащупывая в темноте ногой скользкий камень. Наконец богачи порешили поделить титул и расходы поровну.
Итак, все пошло по-прежнему. Тогда, в той жизни, ты, усталый, садился вечером за стол, и снова стук в дверь.
- Кто там?
Сказка о бедном и богатом братьях
Давно это было. Так давно, что только старые люди помнят. Жила в одном селе Авдотья-вдова. Мужа у нее не было, но было два сына - Алексей и Василий. Похожи были братья друг на друга, как два яблока с одной ветки. И пригожи оба - ни лицом, ни ростом не обижены. В игре ли, в драке всегда друг за друга горой стоят. Обидишь одного - будешь дело иметь с двумя сразу. Отец у них на охоте погиб. Как вернулся со службы, пошел с мужиками на охоту, так и смерть свою там нашел.
А места в тех краях заповедных, дичью богатые, охота добрая, да не всегда удачная. Как пойдут мужики на лесовика так, считай, иного домой на руках несут. Помается, сердечный, ден пять и отмучается. Так братья и остались сиротами. И решили они матери крепкой опорой стать. Во всем ей помогали. Радуется сердце матери.
А время-то шло и шло - выросли братья. Раз зовет их мать и говорит: «Надо бы вам, сынки, остепениться. Я так думаю, что пришла пора вам жениться, свой дом завести, свое хозяйство. Да и мне на старости лет подмога будет в доме большая. Было у меня два сына, хочу и на дочерей посмотреть, а там и внуков перед смертью потятешкать. Но хочу, чтобы вы жен себе по сердцу выбрали».
Задумались братья, три дня сроку попросили, через три дня явились и говорят ей:
- Крепкую задачку ты дала нам, матушка. Но воля материнская - закон для нас. Выслушай нас и благослови.
Первым поклонился матери Василий, поклонился он ей и говорит: - «Я думаю к мельнику сватов послать, сосватаю его единственную дочь Алену. Она девка видная и приданного за ней дают немало. А как помрет старый мельник, так и я хозяином стану. - Да мила ль она тебе, сынок? Жизнь прожить - не поле перейти. Все умеючи нада. Смотри, как бы горя не намыкаться.
- Да ладно, матушка, чего уж там. Стерпится - слюбится.
Помрачнело лицо матери, вокруг глаз морщины легли. Глаза потемнели, как омуты. Но слово поперек не сказала она сыну. Лишь вздохнула, да К Алеше повернулась:
- А ты, Алешенька, кого в дом приведешь, кого мне дочерью назвать прикажешь?
- А я, матушка, за счастьем далеко не ходил. Пошлю сватов к соседу нашему Ивану-пастуху. Сватать буду его младшую дочь Настеньку. Пусть приданного нет за ней - в семье-то она осьмая, да мила она мне и я ей люб. Будет она мне женой хорошей, а тебе дочерью ласковой и помощницей верной.
Разгладились морщины на материнском лице. Засветились глаза ее ясными звездочками, улыбнулась она сыновьям, да и говорит: - «Ну, что ж, сынки! Тянуть не будем, завтра же сватов зашлем, а там и за свадебку». Слово сказано - дело сделано. Заслали сватов, свадьбу три дня играли. Народ в тех краях и работать умел и веселиться умел.
Отшумела свадьба веселая, начались дни обыденные. Алексей с Настенькой в родительском доме живут. Авдотья-вдова на сноху не нахвалится. А Василий к жене перебрался. И как перешел он с родного двора к мельнику во двор, так словно подменили человека - чванливый стал, спесивый, важный, как купец какой. В родительский дом и сам ходить перестал, и жене не велел. Раз один зашел, да с порога же назад повернул, говорит: «Бедностью пахнет». Ох, и горько же матери было, да простила она неразумного сына. Сердце материнское все прощает.
Еще сколько-то лет прошло. Живут братья своими семьями, дети уже свои растут. Так бы и жили, друг друга не касаясь, но беда пришла. Заболела мать у братьев. Да так тяжело, что снадобья ей никакие не помогают. Алексей все хозяйство запустил, все, что мог продать, продал - лишь матушке лекарство найти, которые помогли бы. Но нет лекарства от старости - умерла мать у братьев. А в доме и на гробовину гроша нет.
Отправился Алексей к брату Василию за помощью, а тот его и на порог не пустил, как перед нищим, дверь захлопнул.
Пришел Алексей домой, горько ему за брата. И тут подходит к нему жена его Настенька и говорит: - «Ты не печалься раньше времени, Алешенька, ты сходи в лес, сруби дерево покрепче, да и сам сделай матушке гробовину. Так оно лучше будет».
Послушал Алексей жену, пошел в лес. Долго ли он шел, а думы горькие о брате опять его одолевать стали. Не заметил Алексей, как в незнакомой стороне оказался. Видит он, что за диво! Стоит он на поляне, а посреди поляны сосна растет. Да что за сосна, всем соснам - сосна, сосна-королева. Большая, высокая, раскидистая, макушкой в небо упирается, а зверья да птиц на ней - счету нет. В дуплах белки живут, на ветвях птицы в гнездах, в корнях барсук нору устроил. И у всех потомство свое, все пищат, стрекочут - есть просят. Улыбнулся Алексей, да тут же снова и нахмурился: не до радости ему. Обошел сосну раз, другой и думает: - «Срублю такую - и матери на гробовину хватит я дом подновлю». Размахнулся он, ударил топором по сосне, да словно стон пошел по полянке, а топор отлетел от ствола. Второй раз ударил он но сосне - задрожала сосна, переполошились звери и птицы. В третий раз ударил Алексей но сосне - лишь маленькая зарубка появилась. Тут бы и рубить, да притомился Алексей, присел под дерево отдохнуть и думает: - «Как крепка сосна! Три раза я ее срубить пытался, а она мне отпор дала. Могучее дерево! Ишь, скольким тварям живым приют дала. А срублю я ее, мне польза одному будет, а им - то беда будет. И гнезда порушатся, и детенышей сколько поубивается. Нет, матушка говорила, что лишь злой человек слабого обидеть. Срублю я другое дерево. Вот только отдохну чуток - и за работу».
Лег он под сосной, а топор рядом бросил. Притомился Алексей, да и уснул. Спит он крепко и спится ему, что пришла па эту поляну мать его Авдотья, молодая да веселая. Подошла к нему и но щеке погладила, а потом повернулась и опять в лес ушла. Спит Алексей, ничего не слышит. А из того места, где на сосне зарубка осталась, тоненькой струйкой смола течет. Течет смола, капает да все на топор. Долго ли капала, нет, да перестала.
Проснулся Алексей, смотрит и глазами своим не верит: что за диво! Топор-то золотой стал. Удивился он такому делу да домой стал собираться. Так, задумавшись, до дому и добрался. А сосна-то в след ему долго шумела. Благодарила вроде бы как.
С тех пор хорошо стал Алексей жить. И счастье к нему в дом пришло и удача. А Василия злоба душит. Как так, Алешка из голи бедняцкой с ним сравнился. Не так тут что-то. Положил он гордость свою до поры, до времени в карман, да и к брату в гости пошел - вроде бы как прошлое забыть пришел просить, да обиды старые. А сам-то решил выведать, как это брату такая удача привалила. Алексей - душа нараспашку - все брату рассказал: и то, как с горя в лесу заплутался, и то, что могучую сосну не срубил, и то, как, проснувшись, рядом топор золотой увидел. Молчит Василий, а зависть его душит... Ноги самого уже давно домой тянут. Прибежал он домой, стал с женой советоваться, долго ли они думали, да вот, что порешили продали они все, что имели-и дом, и мельницу, и хозяйство. Топоров, понакупили, и отправился Василий в лес. Отыскал эту поляну, видит - не соврал брат, растет там могучая сосна. И принялся Василий за дело. Всю сосну топорами истыкал, места живого на ней не оставил. Сел и стал ждать - когда топоры золотыми сделаются и каким он богатым тогда будет. Мечтал, мечтал и уснул.
И спится ему сон, что выходит из лесу на поляну мать его Авдотья с сосновой веткой в руке и веткой этой бьет его прямо по лицу. Вскочил Василий видит: нет Авдотьи-солдатки, а сосна осыпается. Вся смола с сосны стекла, сосна высохла, все иглы осыпались, птицы, звери разлетелись, разбежались, одни топоры торчат, да и те не золотые, а смолой облитые. Кинулся Василий к сосне, схватил один топор, а тот ни с места. За ним другой, третий и те намертво в стволе вросли.
Так погибла могучая сосна, но и жадного Василия проучила.
Жили-были два брата, cтарший – богатый, а младший – бедный. У богатого пиры да веселья, а у бедного иной раз и хлеба куска нет: ребят полная изба, мал мала меньше.
Последнюю коровенку проели, совсем нечем детей кормить. Бедняк говорит жене:
– Пойдем к брату, попросим хлеба. Авось, муки мешок даст.
– Ну что ж, пойдем.
В тот день там праздник справляли. Съехались гости со всех волостей: и купцы, и попы, и богатые мужики в горнице сидят, пируют.
Бедняк с женой поздоровались и просят:
– Дай, братец, хлеба, нечем ребят кормить! Осень придет – рассчитаемся.
Вынес богач черствую ковригу, подал брату и говорит:
– В страдную пору отработаешь денек-другой за это, и будем в расчете.
А к столу не позвал. Обидно им показалось, да что станешь делать! Поднесла работница квасу, выпили, да с тем и пошли домой.
Слышно – у брата гости в горнице песни поют.
Говорит бедняк:
– А что, жена, давай и мы запоем! Пусть люди думают, будто и нас винцом угостили.
– Чего не дело говоришь! Гости там поют от того, что сладко поели да много выпили, а нам с тобой не до песен.
А бедняк стоит на своем – затянул песню, и послышалось ему два голоса: кто-то тоненьким голоском подпевает.
– Это ты, жена, мне петь подсобляешь?
– Что ты, я и не думала!
– Так кто же еще поет?
– Не знаю, – отвечает жена. – Ну-ка запой, послушаем.
Опять бедняк запел. Поет один, а слышны два голоса: кто-то тоненько подпевает. Остановились.
Бедняк спрашивает:
– Кто тут подпевает?
– Да я, Нужда твоя.
Обернулся бедняк и увидел возле себя маленькую старушонку – стоит старушонка ростом с локоток, вся в лохмотьях.
Крикнул ей:
– Ну, чего тут мерзнешь на ветру? Садись ко мне в мешок, донесу тебя.
Забралась Нужда в мешок, бедняк завязал мешок покрепче, и пошли дальше.
Дома хозяйка отрезала ребятам по ломтю хлеба, покормила и стала их спать укладывать.
Муж спать не ложится, пилит да строгает доски.
– Чего там, на ночь глядя, вздумал еще мастерить? – спрашивает жена.
– Молчи, жена! Надо нужду похоронить. Надоела, проклятая, хуже горькой редьки!
Вот он гроб сколотил, Нужду в гроб уложил и крепко крышку гвоздями прибил.
Прихватил лопату и понес Нужду на кладбище. Выкопал там глубокую могилу, опустил Нужду, и только стал закапывать, как услышал – зазвенела лопата обо что-то. Нагнулся, поглядел – золота кусок нашел. Поскорее могилу зарыл, землю утоптал.
– Лежи тут, станем теперь без нужды жить.
Домой воротился, повалился спать. На другой день отправился в город, продал золото. На эти деньги купил лошадь, корову да хлеба три воза. Всем ребятам и жене по обновке, и денег еще вволю осталось. Избу починил, со всем справился, стал работать да жить-поживать, лихое время забывать. Во всем пошла удача: и урожай выдался хороший, и рыбы вдоволь наловил, и дети стали подрастать да по хозяйству помогать.
А богатый брат завидует:
«Был нищий, по чужим людям работал, а теперь хозяйство свое завел. Не у меня ли чего украл?»
Не утерпел, пришел к младшему брату и спрашивает:
– Был ты последний житель в деревне, а теперь стал справным хозяином. Как тебе удалось выбиться из бедности?
Рассказал ему младший брат все без утайки: как они с женой шли домой, и как Нужда ему подпевала, и как он от нее избавился.
Выспросил богач, где Нужда похоронена, и заторопился – от зависти не терпится ему.
– Засиделся у тебя, а меня дела ждут.
– Пообедай с нами, братец, да чайку попей, – уговаривал младший брат.
– Нет, недосуг мне обедать да чаи распивать. Домой спешу.
Дома взял заступ да топор и побежал на кладбище. Разыскал место, где Нужда похоронена, разрыл могилу, наклонился и спрашивает:
– Жива ли ты, Нужда?
– Ох, жива, – чуть слышно Нужда отвечает, – да худо мне, ой как худо!
– Ладно, сейчас тебя выпущу.
Спустился в яму, открыл топором крышку и говорит:
– Поди, Нужда, к меньшому брату, станешь у него привольно жить.
А Нужда изловчилась да вскочила ему на шею:
– Нет, тот брат меня живую схоронил, а ты добрый – выпустил на волю! Я от тебя никуда теперь не пойду.
И осталась Нужда у старшего брата. Стал он жить хуже и хуже, а под конец совсем разорился.
