Он застал ее ровно в тот момент, когда она, вытерев пот со лба, отряхивала руки. По собранным в неаккуратный пучок волосам и запылённой рубашке легко угадывалось, что он застал её за уборкой. Судя по огромному, почти заполненному, полотняному мешку, за генеральной.
Что ты делаешь? - спросил он, стараясь придать своему голосу как можно больше мягкости. Он хорошо знал её и даже по звукам, доносящимся из ее комнаты, было понятно, в каком она настроении.
- О! - Она вдруг засветилась энтузиазмом. - Отлично, что ты пришёл! Не поможешь мне?
- Чем же? - По-доброму улыбаясь, спросил он.
- Да вот. - Она показала на забитый почти полностью баул. - Надо вывести на свалку.
Она глянула на мешок с таким отвращением, будто он кешил опарышами и прочей дрянью, которую она на дух не переносила.
- Отнести его на помойку? - Осторожно спросил он.
- О нет, нет, нет! - Со страшным энтузиазмом воскликнула она. - Мы это вывезем на свалку!
Его немного напугало её маниакальное выражение лица.;
- Как скажешь, дорогая. - Радушно согласился он, попутно подумав: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы таблетками, да микстурами очередной раз не травилось». ;
Он взял тюк, обдумывая, как разместит его в авто, не запачкав салон. Пока они спускались и усаживались, она была в необычно приподнятом настроении: улыбалась своему отражению в зеркале, напевала что-то себе под нос. Чем больше она радовалась, тем больше он задумывался о том, что же с ней происходит. Не то, чтобы он не был доволен ситуацией, скорее уж наоборот, но неизвестность источника радости заставляла его насторожиться. ;Когда они прибыли на то, что по ее мнению являлось свалкой, она быстрее него выскочила на улицу. Пока он вытаскивал на свет Божий тюк, она уже успела достать из багажника канистру с бензином. Тюк был тщательно облит со всех сторон горючим и она вытащила спичку, медленно ее зажгла, подняла перед глазами горящую в вертикальном положении спичку, и посмотрела на пламя с невероятным удовлетворением, светящимся в ее глазах. Как будто в съёмке слоумошн, горящая спичка подплыла к мешку и его тут же охватило пламя. Минут пять они сидели на капоте авто, разглядывая горящий мешок.
А теперь позволь спросить, что ты с таким удовольствием предала огню? - посмотрел на нее он.
- Я думала ты спросишь раньше. - с улыбкой ответила она.
- Судя по твоему виду спрашивать было явно небезопасно.
- Вот уж не думала, что тебя может что-то напугать.
- И всё это, в основном, связано с тобой. Но в этот раз вид у тебя был такой, что было непонятно пугаться за тебя или радоваться. Что же было в мешке? - Настойчиво спросил он.
;Она набрала воздуха в грудь:;
- Все пустые слова и невыполненные обещания, обладательницей которых я стала, благодаря не совсем честным людям, которые были в моей жизни. Некоторые из них смогли задержаться на достаточно долгое время, поэтому мешок был таким забитым и увесистым. ;
Он смотрел на нее с непониманием и настороженностью. Подумав с минуту, он спросил:
- Полегчало?;
- Не поверишь, но да. Эти слова постоянно звучали у меня в голове, напоминали о тех, кто их изрёк, кого уже давно нет в моей жизни. Эти слова, всплывая в памяти, иногда просто злили и раздражали, иногда по-новой наносили раны. В такие моменты, перед глазами вставали картины, того несбывшегося, что было так желанно. Осознание того, что эти видения вызваны пустыми словами приносило ещё больше боли. Ведь для тебя эти обещания есть будущее. Это то, ради чего ты жил и живешь каждую секунду. А для кого-то это минутная эмоция, просто сотрясение воздуха. А Сейчас, в итоге, просто старый хлам, который давно пора было выбросить.
- Всё самое ценное, что может дать один человек другому - нематериальное и порой это тоже слова. Как же ты определяешь, что пустые слова, а что ценный и незабываемый нематериальный подарок?;
- Слова, которые даруют поддержку и счастье в данный момент, без обещаний и авансов, каких-то бесконечных планов на будущее - это ценность. И напротив, постоянные отсылки к будущему, просьбы подождать, глобальные планы - это мусор. Если хочешь сделать человека счастливым - делай это в настоящем времени. Не надо вечного «НеДо», ведь ты не политик, да и полуфабрикаты сейчас мало кого интересуют.
Двое смотрели на пепел боли, остающейся от того, что является одним из самых бесполезнейших и неприятных явлений на свете.
- А иначе после тебя остаются только пустые слова и отражение, расколотое надвое.
С озданные по образу и подобию Императора, примархи привыкли считать себя принцами Вселенной и хозяевами своей судьбы - они вели легионы космических десантников в славном завоевании Галактики, и никакой враг Империума не мог противостоять им. Тем не менее, даже среди этого легендарного братства были посеяны семена инакомыслия, причем задолго до того, как свершилось величайшее предательство и Воитель Хорус разжег пламя Ереси.
В этой антологии собраны четыре новеллы, посвященные могущественным примархам: Фулгриму, Льву Эль"Джонсону, Феррусу Манусу и близнецам Альфарию и Омегону. И хотя роли давно розданы, им еще только предстоит развязать войну, которая навсегда изменит лицо Империума.
THE HORUS HERESY®
Это легендарное время.
Галактика в огне. Грандиозные замыслы Императора о будущем человечества рухнули. Его возлюбленный сын Хорус отвернулся от отцовского света и обратился к Хаосу. Армии могучих и грозных космических десантников Императора схлестнулись в безжалостной братоубийственной войне. Некогда эти непобедимые воины как братья сражались плечом к плечу во имя покорения Галактики и приведения человечества к свету Императора. Ныне их раздирает вражда. Одни остались верны Императору, другие же присоединились к Воителю. Величайшие из космических десантников, командиры многотысячных легионов - примархи. Величественные сверхчеловеческие существа, они - венец генной инженерии Императора. И теперь, когда они сошлись в бою, никому не известно, кто станет победителем. Миры полыхают. На Исстваане V предательским ударом Хорус практически уничтожил три верных Императору легиона. Так начался конфликт, ввергнувший человечество в пламя гражданской войны. На смену чести и благородству пришли измена и коварство. В тенях поджидают убийцы. Собираются армии. Каждому предстоит принять чью-либо сторону или же сгинуть навек.
Хорус создает армаду, и цель его - сама Терра. Император ожидает возвращения блудного сына. Но его настоящий враг - Хаос, изначальная сила, которая жаждет подчинить человечество своим изменчивым прихотям. Крикам невинных и мольбам праведных вторит жестокий смех Темных Богов. Если Император проиграет войну, человечеству уготованы страдания и вечное проклятие.
Эпоха разума и прогресса миновала.
Наступила Эпоха Тьмы.
Грэм Макнилл
РАСКОЛОТОЕ ОТРАЖЕНИЕ
Действующие лица
ТРЕТИЙ ЛЕГИОН, ДЕТИ ИМПЕРАТОРА
Фулгрим, примарх
Люций, капитан
Эйдолон, лорд-командор
Юлий Каэсорон - первый капитан
1
Он не спал - он никогда не спал - но тем не менее видел сон. Это не могло быть ничем иным. Доступ в «Ла Фениче» был запрещен, а у Люция хватало благоразумия не нарушать распоряжений своего примарха. Даже до их прозрения подобная вольность граничила с безрассудным риском. Сейчас любое неповиновение повлекло бы за собой смертный приговор.
Да, это почти наверняка сон.
По крайней мере, он на это надеялся.
Люций был один, а одиночества он не любил. Этот воин жаждал восхищения окружающих, но в этом месте не было никаких поклонников, кроме мертвецов. Тысячи трупов лежали вокруг, словно выпотрошенные рыбы, исковерканные смертью, и на каждом лице застыло выражение жестокой боли, вызванной ранами и осквернением.
Они погибли в мучениях, но с восторгом принимали каждое прикосновение клинка или когтистой лапы, вырывавшей глаза и языки. Это был театр мертвых, но место, где он оказался, не вызвало у Люция неприятного чувства. «Ла Фениче» казался покинутым. Театр был темен и пуст, словно мавзолей в самую глухую ночную пору. Когда-то на сцене под высокими сводами перед зрителями дефилировала жизнь, прославляющая восхитительное разнообразие, восхваляющая своих героев и насмехающаяся над нелепостями, теперь театр являл собой окровавленное отражение давно прошедших времен.
2
Массивные стены из белого камня обезобразили пятна крови и краски, и огромные мраморные статуи, поддерживающие кессонный купол потолка, изображали уже не героев Единства и легиона. Теперь зал кишел большеголовыми фигурами древних лаэрских богов - скрытными существами с опущенными или смотрящими в сторону лицами, словно хранящими мрачные тайны.
Между рифлеными пилястрами из зеленоватого мрамора свисали изодранные знамена. Их ткань потемнела и обветшала в пламени перерождения легиона. Пол Гелиополиса, выложенный черной мозаикой, содержащей кусочки мрамора и кварца, был задуман в виде небесного диска, отражающего столб звездного сияния, проходящего сквозь центральный купол. Этот свет сиял и сейчас, только ярче и пронзительнее, чем прежде, и полированный пол отражал его с ошеломляющей интенсивностью. Прежде вокруг всего зала Совета, от центра вверх вдоль стен поднимались ряды резных скамей, напоминавших ярусы гладиаторской арены.
Теперь же все скамьи были разрушены, поскольку никто не должен сидеть выше, чем примарх Детей Императора, и груды обломков образовали в центре зала постамент, неровный и поблескивающий, словно курган первобытного идола. На вершине получившейся платформы стоял великолепный черный трон, отполированный до зеркального блеска. Его царственное величие сочли достойным примарха Детей Императора, и трон остался единственным свидетельством предыдущей жизни Гелиополиса. Из железных рупоров вокс-динамиков гремела оглушительная какофония; вопли умирающих в черных песках лоялистов и грохот сотен тысяч выстрелов смешивались с музыкой боли и наслаждения. Эти звуки означали гибель Империума, поворотный момент в истории, они будут повторяться снова и снова, и воины, участвующие в этих событиях, никогда не устанут их слушать.
В зале собралось около трех сотен легионеров, и многие из них были знакомы Люцию по сражению на Исстваане V: первый капитан Каэсорон, Марий Вайросеан, суровый Калим из Семнадцатой роты, апотекарий Фабий, напыщенный Крисандр из Девятой, и десятки других, которым он успел дать пренебрежительные прозвища. Многие из них уже давно состояли в легионе, другие недавно привлекли изменчивое внимание примарха, но большинство присутствующих были членами Братства Феникса, последовавшими за своими лидерами.
Название их тайного ордена, как и название корабля, осталось неизменным.
3
Еще мгновение Фулгрим наслаждался ликованием своих воинов, а затем поднял руки, призывая к тишине. Его взгляд в одно и то же время казался божественным, смиренным, опьяняющим и жестоким. Жуткие черные глаза примарха вселяли ужас в сердца всех его воинов без исключения. Фулгрим обошел вокруг возвышения, на котором стоял его трон, и взглянул на это величественное сооружение с некоторым сомнением, как будто не был уверен, что трон предназначен именно для него.
Вы проявили незаурядное терпение, сыны мои, - сказал Фулгрим, остановившись у подножия кургана. - А я был к вам несколько невнимателен.
Нет, это правда, я ни словом не обмолвился о нашей цели, оставив своих детей во тьме неведения. Можете ли вы простить меня?
И снова Гелиополис огласился бурей невообразимых криков, недоступных для глоток простых смертных. Воины падали на колени, били себя в грудь, но большинство просто вопило без слов.
4
Воины Механикум были сильными противниками, их аугментация и оснащение намного превосходили уровень обычных смертных, но Люций сомневался, чтобы они получили хоть какие-то зачатки знаний для ведения ближнего боя. Танцующей походкой он двигался сквозь бурлящую толпу, и его мечи, описывая молниеносные дуги, рассекали жизненно важные сосуды, отрубали конечности и сносили черепа.
Воины подверглись улучшению, чтобы стать массивнее и сильнее большинства людей, но их мощи недоставало умения. Любого человека можно накачать средствами для увеличения роста и внедрить в его тело массу боевой аугментики, но что толку, если он не умеет всем этим пользоваться?
Против Люция вышел вооруженный сервитор, закованный в лазурную боевую броню и лишившийся почти всего, что можно было отнести к органической природе. Установленная на плече пушка выплюнула очередь снарядов, вырвавших осколки из блестящей вулканической скалы, но Люций уже начал движение. Он перекатился под струей огня, отсек яростно вращающиеся стволы пушки и воткнул терранский клинок в узкую щель между брюшными пластинами брони сервитора.
Из раны, словно из гидравлического пресса, вырвалась струя темной маслянистой крови, а Люций успел увернуться от протянутой к нему руки. Щелкающий, окутанный сиянием энергии коготь опустился вниз, так что Люций смог использовать его в качестве трамплина. Запрыгнув на выступ защищающей бедро пластины, он сделал сальто и встал на широкие плечи сервитора. Серебристое лезвие лаэрского клинка вонзилось в бронированный череп, под крышкой которого взорвалось что-то мягкое и живое. В следующее мгновение Люций, довольный видом красной влаги на мече, проворно спрыгнул с корпуса умирающего сервитора.
Биомашина покачнулась, но не упала, хотя жизнь уже покинула ее.
Пробил твой час, Бегущая. Пришла пора вернуться на крыши Белого Города. За прошедшие годы он изменился, да и ты уже не та, какой была раньше. Многое покажется тебе незнакомым, но ты освоишься, я уверен. В конце концов, когда в ушах свистит ветер, а мимо размытым пятном проносятся зеркальные витражи, все прочее кажется пустяком, не так ли?
Подступаясь к новой Mirror’s Edge, нужно четко осознавать одну простую, но, как показала практика, далеко не всем очевидную вещь. Catalyst - это никакое не продолжение той отличной игры восьмилетней давности. Приквел - да, в некотором роде, но и то лишь отчасти. В первую очередь перед нами перезапуск серии, связанный с оригиналом общностью основных тем и образов. И это, по правде говоря, оставляет в легком недоумении. Не совсем понятно, кому и чем так не приглянулась первая Mirror’s Edge, что вместо ее непосредственного развития было решено начать все с чистого листа в альтернативной сюжетной линии. Так или иначе, факт это уже свершившийся, и нам остается только принять его и разобраться, чем он в итоге обернулся.
Catalyst снова рисует перед нами Город Зеркал - собирательный образ дистопического государства будущего, где вся полнота власти принадлежит конгломерату крупных корпораций, а за привлекательной сверкающей белесой ширмой в стиле хай-тек скрывается жесткий тоталитарный режим, основанный на абсолютном контроле за жизнью каждого сотрудника. Люди, желающие сохранить хоть какую-то конфиденциальность в общении, прибегают к услугам Бегущих - группировке паркурщиков-посыльных. Пока те занимают нейтральную позицию и не выступают открыто против режима, власти закрывают глаза на их существование, но нам предстоит стать свидетелями, возможно, переломного момента в этом необъявленном противостоянии. И катализатором ему станет наша главная героиня - Фейт (Faith, англ. «вера») Коннорс.
Движение - основа Mirror’s Edge, и в новой части разработчики постарались сделать Фейт еще более быстрой, ловкой и умелой. Движения ее четкие, плавные, выверенные. Практически с любым объектом в городе можно так или иначе взаимодействовать - ухватиться, подтянуться, оттолкнуться, соскользнуть и так далее. Разве что по отвесным стенам, аки Человек-паук, отважная Бегущая ползать пока не научилась. Но и это не беда благодаря новой перчатке с крюком-кошкой, на которой можно и пропасть перелететь, и на недоступную обычными путями высоту забраться. Однако цепляться ко всему подряд, подражая Рико Родригесу из Just Cause, не выйдет - кошка работает только со специально обозначенными точками (впрочем, во всех нужных местах они, как правило, есть). Ну а если таковой поблизости нет, значит, явно существует какой-то иной, на первый взгляд неочевидный подход к нужному вам объекту.
Портить жизнь честным Бегущим призваны сотрудники K-Sec, подотчетной Крюгеру службы безопасности, в которой служит как обычное «пушечное мясо», так и стрелки, и элитные стражи, якобы специально обученные «работе» с посыльными. Только вот умом бойцы корпорации не вышли, из-за чего все без исключения схватки в Catalyst очень однообразны и в высшей степени унылы. Завидев неприятелей вдалеке, куда проще оббежать их стороной или совсем уж нагло пронестись мимо, не ввязываясь в потасовку, благо что на полной скорости все вражеские пули и удары гарантированно летят мимо цели. Но иногда такой возможности банально нет - например, когда разработчики запирают Фейт в комнате и не выпускают, пока все охранники не свалятся к ногам милой девушки. От оружия авторы решили отказаться окончательно, что очень верно, взамен научив Бегущую лихо размахивать руками и ногами. При этом в обучении они долго и нудно рассказывают про необходимость толкать врагов друг на друга и вообще пытаться максимально разнообразить свой боевой стиль, но на деле простейшая комбинация рывка и удара в спину решает абсолютно все проблемы. Да и опыта за бои не дают, так что проявлять изобретательность стимула нет вообще никакого.
К слову, об опыте - весьма сомнительным нововведением Catalyst стала система прокачки. Да, это модный элемент современных игр, но применительно к Mirror’s Edge он смотрится дико. Почему, скажите на милость, Фейт, которая фактически всю жизнь только и делает, что бегает по крышам Белого Города, должна учиться очевидным вещам типа поджимания ног в прыжке. Еще во вступительном ролике видно, что даже за время отбывания срока она старалась поддерживать себя в форме, а значит, должна бы все уметь и так. Напрашивается только один вывод - ее добавили, чтобы хоть как-то оправдать необходимость прохождения побочных заданий в открытом мире, который, увы, тоже оказался далеко не так хорош, каким его хотелось видеть.
С одной стороны, конечно, переход от фиксированного набора уровней к открытому для исследования городу - это круто. Свобода ведь в крови каждого Бегущего, и теперь ей можно упиваться, сколько душе угодно. Город разделен на несколько больших районов, каждый из которых отличается своим стилем оформления и планировкой, и бегать по ним - одно удовольствие. Системой быстрого перемещения между убежищами Бегущих вам вряд ли захочется пользоваться. Но беда здешнего открытого мира в том, что помимо сюжетных заданий заниматься чем-то другим вообще не хочется. Типов сторонних поручений всего два - это либо скоростная доставка ценных предметов, либо игра в кошки-мышки с представителями правопорядка. Ввиду упомянутой выше бесполезности прокачки единственным по-настоящему интересным занятием становится поиск документов и аудиозаписей, проливающих свет на предысторию происходящих событий.
Когда человек бежит, он фокусируется на своей цели. Рассеивая внимание, он сбивает дыхание, теряет темп, рискует проиграть. Вот и Catalyst, отвлекаясь на различные препятствия, то и дело спотыкается. Но когда в ушах свистит ветер, а мимо размытым пятном проносятся зеркальные витражи, то да, все прочее действительно кажется сущим пустяком.
Достоинства
- все, что связано с бегом, реализовано по высшему разряду - эффектно, динамично и элементарно в освоении;
- стильное окружение.
Недостатки
- пресный сценарий и плоские персонажи;
- однообразные бои, которых не всегда можно избежать;
- скучный открытый мир с притянутыми за уши побочными заданиями.
Будете ли вы играть в Mirror’s Edge Catalyst?
Публичная бета включена
Выбрать цвет текста
Выбрать цвет фона
100% Выбрать размер отступов
100% Выбрать размер шрифта
С пробуждением меня... - ошарашенно пропел я, открыв глаза и узрев вместо ожидаемых светло-зеленых обоев на стене белую плитку. Осмотрев место, где очутился, и придя к неприятному выводу, что это больничная палата, я опустил взгляд на собственные руки (у меня была такая странная привычка: в непонятной ситуации разглядывать их) и обомлел. Из сгибов локтей выходили прозрачные трубки, по которым подавалось лекарство из капельницы. Самым странным мне казалось то, что я не чувствовал ни вполне ожидаемой в таких случаях боли во всем теле, ни холода в больничной палате. Бросив непонимающий взгляд на приборы, ни с того ни с сего запищавшие на высокой ноте, я с осторожностью вытащил из рук трубки, подивившись тому, что под кожей смогли поместиться такие длинные иглы, и опустил ноги на пол, ощутив холод кафеля. Кажется, все же не сон (я несколько раз больно себя ущипнул, добившись того, что из места, откуда выходила капельница, пошла кровь)... Хм, странно, я же вчера не пил... За стеной моей одиночной палаты раздался какой-то подозрительный шум, и дверь распахнулась, чуть не влетев в стену. Передо мной выстроилась целая делегация врачей, выглядевших крайне удивленными. Один из них, отойдя от шока (я бросил взгляд в свое неясное отражение на белой плитке. Что со мной не так?), все же решил пояснить сложившуюся ситуацию (мне было интересно не меньше его): - С пробуждением вас, Антуан (он странно исковеркал мое имя, но я не придал этому значения)... Вы вышли из комы, в которой пробыли больше пяти лет. - Что? С этого места поподробнее... Остальной медперсонал предпочел улетучиться, а доктор продолжал объяснять: - Вы поступили к нам после аварии, где получили серьезнейшее повреждение головного мозга. Ваши родные настояли на том, чтобы поддерживать жизнь в вас. Собственно, это все... - он развел руками. - А теперь, будьте так добры, позвольте проверить ваши жизненные показатели. Пока он производил необходимые исследования (аппараты гудели, будто собирались взорваться), я пытался понять, что происходит. Во-первых, я прекрасно помнил вчерашний день: проснулся в полдесятого, погонял кота по квартире, потом все же заставил себя перестать маяться дурью и одеться, дабы пойти в магазин. Там проторчал часа с два, отбиваясь от надоедливых консультантов в попытках выбрать хоть какие-нибудь адекватные подарки родным. В оставшееся время просидел перед компьютером, изредка запуская в кота чем-нибудь тяжелым, чтобы он перестал мотать хвостом перед моим лицом, а потом с чувством выполненного долга отправился спать, перед сном немало насмотревшись на светло-зеленые обои. Во-вторых, я ясно мог сказать, какой день недели был вчера, показать его на календаре и назвать тех, кто мог подтвердить, что они со мной вчера общались. Так что, ха, если это очень масштабный розыгрыш, который устроили мои друзья-юмористы, то, признаться, я даже ненамного в это поверил. К счастью, раскусил их задумку я достаточно быстро. - Скажите, а какой сейчас на дворе год? - обратился я к доктору, когда тот снимал с меня датчики. Сейчас он начнет плести какую-нибудь чушь, и я пойму, что он нагло врет... - Две тысячи двадцатый, двадцать восьмое декабря, пятница. Как раз самое лето в разгаре, пляжи полны отдыхающих... - был мне ошарашивающий мечтательный ответ. Чувство полной бредовости происходящего все нарастало, но я все еще убеждал себя в том, что все происходящее - масштабный розыгрыш. - Что? - Смотрите, - он подвел меня к окну, отодвинув белые жалюзи. В глаза ударил яркий солнечный свет (я даже порадовался, что тот день был таким ясным, потому как в предыдущий солнце было скрыто за плотными тучами), и я опустил глаза вниз, взглянув на оживленную улицу. Оп-па на, получите и распишитесь... По дороге бодрым шагом шли люди в майках и коротких шортах, все поголовно в солнечных очках, на ногах сланцы. Я прилип к оконному стеклу, не в силах поверить в происходящее, какая-то слабая надежда на то, что все нереально, оставалась, но уже стремительно улетучивалась. Розыгрыш? Я уже не был в этом столь уверен. Резко повернувшись, я вперил взгляд в доктора, решив, что один он сможет прояснить происходящее, потому как у меня самого ум заходил за разум. - Итак, давайте я начну сначала, а вы меня поправьте, если что? - я заходил вокруг мужчины кругами, сцепив руки за спиной. - Я прихожу в себя в больничной палате, абсолютно не понимая, что происходит вокруг: я твердо помню предыдущий день и с уверенностью могу заявить, что вчера я за руль не садился, потому как водить не умею, родственники меня не подвозили, потому как им было не до меня, более того, на оживленные магистрали я вообще не выходил! А вы тут утверждаете, что я провалялся в коме целых пять лет после какой-то там страшной аварии, которой я знать не знаю! А теперь потрудитесь объяснить, что происходит. Мужчина тяжело вздохнул, потерев переносицу, поправил очки, словно специально тянул время, все больше меня нервируя: - Антуан, вы поймите, вы провели в коме более пяти лет, пять лет и семь месяцев, если быть точным, вполне естественно, что... - Что "что"? - наконец взорвался я, с силой сжав кулаки. - И прекратите называть меня этим идиотским именем Антуан! Я вам не де Сент-Экзюпери, в конце концов! Меня зовут Антон Соколов, ясно? - Но позвольте, - мягко перехватил мою руку тот, когда я уже собирался ударить кулаком по столу и потребовать нормальных объяснений. - В вашей карте сказано, что зовут вас Антуан Фортьен, родом вы из Франции, но некоторое время назад получили гражданство Австралии. Вот, сами посмотрите, - он поднес к моему носу разворот с моим личным делом: фотография, безусловно, моя, не отрицаю, дата рождения верна, но имя и фамилия... Во мне здравый смысл боролся с фактами, и пока что перевес имел первый. Я ушел себя, краем уха, тем не менее, улавливая, что же мне говорят: - Понимаете, Антуан, травма вашего головного мозга весьма серьезна, она затронула отделы, отвечавшие за память, и, боюсь, из-за этого у вас и полное непонимание реальности. Но не беспокойтесь, мы все исправим. Я, желая проверить одну крайне неприятную догадку, протянул руку мужчине и потребовал зеркало. Словно специально для меня припасенное, оно перекочевало из ящика письменного стола ко мне в ладонь. Ну что же, это должно многое решить... Из отражения на меня смотрел кто угодно, но только не я: какое-то до жути бледное и осунувшееся привидение с темными кругами под глазами. На лице не было ни волоска, а бритую налысо голову крест-накрест пересекали множественные уродливые белые шрамы, напоминавшие решето. Я выронил зеркало, обхватив себя за голову и ощупав ее. Зеркало не лгало. Мой горестный вой был слышен по всей больнице.
Я сидел на постели, обхватив колени руками и покачивался туда-сюда, словно маятник, не прекращая подвывать на одной ноте. Мир, который я знал, в который свято верил и который считал реальностью, рухнул, будто карточный домик, оставив меня наедине с начавшимся безумием на своих остатках. Доктор - а я в итоге уговорил его - вывел меня на улицу, позволив посмотреть на прохожих через сетчатый забор больницы и осознать, что в декабре действительно бывает жарко, более того, организовал встречу с родственниками, которых я не знал! Они сидели на стульях вокруг моей кровати, словно стая голодных акул, готовых вот-вот наброситься, и с милыми улыбками на лицах о чем-то беседовали, рассказывая о недавних событиях своей жизни, вспоминая мое детство и не придавая ни малейшего значения словам врача, все желавшего удалить их из палаты, потому как время приема давно окончилось. Но я их не знал! Глядя на ту, что назвала себя моей матерью, я понимал, что не видел ее ни разу в жизни, а перед глазами вставал образ той женщины, которая, я до сих пор пытался верить, являлась моей настоящей родительницей. Вы понимаете, я никого не знал, эти люди были мне чужими! Я не осознавал, какая нелегкая занесла меня из России на другой конец земного шара, в Австралию, как могло быть реальным происходившее тогда, потому как я помнил свою жизнь, ту, что всегда проходила в родном городе, своих родных, и просто выл на одной ноте, расцарапывая себе лицо. Не помогало ничего: ни пачки успокоительных, которыми меня по доброте душевной пичкал медперсонал, ни смирительные рубашки, которые на меня просто не могли натянуть, потому как я защищался с крайним отчаянием и пониманием того, что если меня упекут в психушку, объявив душевнобольным, выхода назад не будет. Меня, вроде бы, оставили в покое, предоставив свободу перемещения по палате, но и они, и я знали, что эта мера лишь временна. Я бросался на стены, пытался выбить дверь, кровью на стене вывел "освободите меня", умолял, стенал, просто выл, но в один миг, когда пелена перед глазами спала, осознал, что стены сменились с белых плиточных на обитые мягкой тканью. И это было предзнаменованием конца. Разбежавшись, я прыгнул на одну из них, но отлетел назад, потому как они еще и пружинили. Из маленького окошка под потолком за мной с безграничной тоской наблюдала та, кто называл себя моей матерью. На ее лице блестели, словно утренняя роса, слезы. С незнамо каким прыжком на стену мир вокруг завертелся, разбился на осколки, и мне наконец была дарована блаженная темнота, напоминавшая спокойное море. Я явственно слышал шум прибоя и будто бы покачивался на волнах из абсолютной тьмы, широко улыбаясь и понимая, что теперь все будет хорошо. Я немножечко ошибался...
Сколько несли меня волны, уж не знаю, но точно достаточно долго. Несильным ударом о берег темные завитки сообщили о том, что принесли меня к месту назначения. Выпрямившись, я отжал насквозь промокшую одежду (больничный халат канул в лету, но я и не огорчался его потере, потому как на мне были добротные брюки и рубашка) и пошел вперед, по щиколотку проваливаясь в мягкий песок, отливавший серебром в неверном свете полной луны. Где-то на горизонте из-за завесы тумана показывался высокий готический замок, башнями пронзавший ночное небо. Звезды над головой располагались хаотично, не складываясь в привычные мне созвездия, но меня это нисколько не тревожило. Я был рад тому, что не нахожусь в палате с мягкими стенами (хоть и допускал, что все происходящее - всего лишь галлюцинация, виноваты в которой некие сильнодействующие препараты. Реалистичная такая), что с моей головы исчезли шрамы и вернулись волосы, которые перебирал слабый ветерок. Я чувствовал себя если не счастливым, то умиротворенным точно. Установившаяся вокруг тишина, которую нарушал ваш покорный слуга, не давила на уши, как это часто бывало, а даже, казалось, убаюкивала и возвращала некоторую уверенность в моей нормальности, мне все еще хотелось верить, что я адекватен, это просто сошел с ума мир вокруг. Впрочем, разве я был против таинственной атмосферы ночи? Замок все приближался, представая в перспективе и позволяя подивиться мастерству неведомого архитектора, его создавшего. Массивное строение с множеством башен-шпилей, казалось, парило над землей, полускрытое кольцами тумана и выглядевшее от этого еще более загадочным. Фасады были ажурными, с ювелирной точностью вырезанными из целого куска породы, на карнизах почетное место занимали гаргульи, казавшиеся живыми в лунной игре света. Резные ворота оказались распахнуты, чугунная решетка поднята, и, не отказав себе в удовольствии потрогать гладко отполированный темный камень, из которого были сложены стены, я прошел во внутренний двор по мостику, перекинутому через ров. Одиноким великаном высился старый дуб, склонившийся под тяжестью ветвей к земле, более того, некоторые его ветви дали корни, отрезая возможность выпрямиться вновь, и все больше тянули его к земле. Дерево напоминало пожилого человека, который прогибался под тяжестью лет и которому немного осталось. Печальную картину разбавляли клумбы с пестрыми цветами, терявшимися на фоне громады замка, обступившей со всех сторон. Изучив сад, разбитый, по сути, прямо в самом замке, я через высокие ворота прошествовал непосредственно в помещение замка - поражавший своими размерами зал, где малейшее движение порождало эхо. Оставляя за собой соленые лужицы (одежда просыхать и не думала, хотя я достаточно времени провел под теплым ветерком), я шагал по нему, пытаясь представить монарших особ, для которых была выстроена вся эта громада. Из зала брали начало несколько коридоров, лучами расходившиеся в разные стороны, я выбрал крайний левый и не пожалел об этом. Огромные витражные стекла, начинавшиеся от самого пола и оканчивавшиеся у потолка, который уходил далеко вверх, пропускали лунный свет. Он освещал мне дорогу по мозаичным полотнам, изображавшим какие-то мифологические сюжеты, и служил проводником. Казалось, что луна даже дарует немного тепла. «Интересно, а привидения здесь имеются?» - подумалось мне. Вспоминались легенды о старинных английских замках, викторианской эпохи, правда, в которых обязательно водилось несколько уважающих себя призраков. Чем же этот замок хуже? Словно выполняя мой заказ, из-за очередного поворота показался размытый бледный силуэт, робко прошмыгнувший в одну из дверей. Так просто этого оставить я не мог и поэтому последовал за неясной фигурой, то ли существовавшей в действительности, то ли мне примерещившейся. Силуэт обнаружился у окна, закрытого плотными шторами, он даже не смотрел на меня, устремив взгляд куда-то в сторону платяного шкафа. Привидение имело вид юноши в длинном плаще, волосы его были распущены. Образ печального аристократа, казавшегося вампиром, дополняла алая роза, ярким пятном выделявшаяся в его мрачном образе. - Не хочу показаться невежливым, - осторожно начал я, подходя ближе. Призрак обернулся и критически меня осмотрел. - Но не могли бы вы сказать, кто вы? - Да вы правы, где мои манеры... - немного с издевкой протянул он, перебирая лепестки розы. - Я граф Кронгиельм, имевший честь являться хозяином этого замка до самой своей смерти. Так что добро пожаловать в мои владения, незваный гость, я постараюсь обеспечить вам достойный прием, - он поклонился, вложив в мою руку розу, которая оказалась весьма реальной, в отличие от ее владельца. Мы шли по длинным коридорам, вернее, я шел, а граф парил в нескольких сантиметрах над полом, мне рассказывали славную историю замка, когда-то полного гостей, но ныне оказавшегося заброшенным: - Несколько раз в мои владения наведывались и король с королевой, последняя особенно зачастила под конец моей жизни, поверив в слухи, крутившиеся вокруг одинокого графа Кронгиельма, который с годами даже не старел. Она так же присутствовала и непосредственно принимала участие в моей смерти. - А умерли вы от чего, простите? - как можно вежливее задал вопрос я. - Осиновый кол в сердце. Вот, смотрите, - он распахнул полы призрачного плаща, явив сквозную дыру в груди. - Они все думали, что я вампир, и впрочем-то, не ошибались. Но, можно подумать, обычному человеку на осиновый кол все равно, - он невесело усмехнулся, облизнув заостренные клыки. - Если бы вы знали, как тоскливо веками бродить по своему замку, в итоге оставшемуся ничейным, и сходить с ума от того, что не получается передвинуть ни единого предмета мебели, а только обработать клумбы и углубиться в воспоминания. Единственная отрада - одинокие странники, случайно находящие дорогу в мой замок. Но они все пугались моего вида, так что я и не ожидал, что найду в вас благодарного слушателя... - Если бы вы знали, - скопировал я его манеру, собираясь поведать и свою историю. - Как это медленно сводит с ума, сидеть запертым в четырех стенах, из которых тебя не выпускают доктора, потому как считают безумцем, яростно отбиваться от них, не позволяя дать себе лекарства, которые заменяют яд, и горевать о далекой родине, которая осталась где-то позади, - по окончании тирады я так же закинул голову назад, как это делал ранее граф, и изобразил самый грустный взгляд, который только мог. Заливистый смех вампира отдался эхом от стен и распространился по всему замку. Здравый смысл давно помахал мне рукой на прощание и уехал в теплые страны, оставив меня одного разбираться со сложившейся ситуацией. Я, впрочем, считал все происходящее реальностью, не сомневался даже в том, что мой собеседник немного не материален (рука свободно проходила сквозь его тело, а граф, убеждая, что ему нисколько не щекотно, старался не хихикать) и ни капли не боялся того, что Кронгиельм еще и вампир. Как он меня укусит-то, в эдаком-то виде? - А знаете, мой друг, - меня уже свободно называли и так, - у меня к вам предложение, от которого вы вряд ли откажетесь, - я склонил голову на бок, ойкнув от того, что роза, убранная за ухо, заколола - шипы-то я ей не обрезал, - приглашая графа продолжать речь. - Я могу показать вам мир, поинтереснее, чем этот, и даже ничего не взять взамен, - и лукавый взгляд. - И какой же? - признаться, я подозревал, что где-то здесь собака зарыта, потому как ну не может уважающий себя чело... кхм, вампир, сделать что-то просто так, по доброте душевной. Граф вместо ответа буркнул что-то нечленораздельное и обозначил в воздухе неопределенный жест, и тут же мир вокруг завертелся волчком, словно бешеная карусель, и поверх него появился другой, отличный от предыдущего. Я протер глаза, не в силах поверить в происходящие перед глазами чудесами, повернулся к спутнику за объяснениями и обомлел еще больше: на меня, улыбаясь в свои незнамо-сколько-зубов, смотрел самый настоящий дракон, средних размеров такой, с меня примерно, с золотой чешуей, поблескивающей в свете солнца, и парой крыльев за спиной. - Самый обычный, ничем не примечательный дракон, что странного? - удивилась эта самая рептилия подозрительно знакомым голосом. - Не век же мне привидением мытарствовать! - Граф, вы! - наконец дошло до меня. - Умеете же вы удивлять, - дракон, согласно качнув головой, повел меня куда-то вдаль, а мне только и оставалось, что дивиться новому миру. Во-первых, в нем ослепительно ярко сияло солнце, но лило оно не привычно желтое сияние, а какое-то красноватое, окрашивающее все предметы в легкий рубиновый оттенок, и отчетливо выделялось на небосводе, точно также окрашенном в различные оттенки красного. Во-вторых, бескрайние поля, раскинувшиеся под его лучами, сплошь заросли цветами всех различных форм и оттенков, которые еще и подавались нам навстречу. Ну и в-третьих, удивляло наличие живого дракона под боком (граф позволил ощупать его с головы до лап и убедиться, что теперь он весьма материален), еще и смешно сопевшего. Бред наркомана, честное слово... Задрав голову к цветастым небесам, я наблюдал за полетом местных птиц, больше напоминавших павлинов (или же попугаев) своим ярким оперением, и пытался примерно прикинуть их размер. Не выходило. Поля кончаться все не думали, к великой радости графа, который пробовал цветы на вкус, на мое предупреждение о их возможной ядовитости ответив коротким "я знаю". Я боялся, как бы он не пошел от этого цветными пятнами, и заодно пытался припомнить название препарата, дававшего такие чудные галлюцинации. - Вот, прошу, проходите, - отвлек меня от размышлений Кронгиельм, лапой показывая на вход в пещеру, в глубине которой что-то поблескивало. - Это все мое, так что не бойтесь, что внезапно объявится хозяин. - меня мягко подтолкнули внутрь чешуйчатой лапой, зайдя следом. Словно по волшебству на стенах ярким светом вспыхнули факелы, разгоняя полумрак в пещере. - Мам-ма миа, - произнес я свой вердикт, хорошенько осмотревшись. А смотреть было на что: вся пещера, целиком, состояла из драгоценных камней, изумрудов, я так полагал, игравших в моих глазах зелеными бликами. - Это ж какое сокровище здесь хранится... И что, прямо никто не попытался все это отсюда выковырять? - скромно поинтересовался я, пряча резко зачесавшиеся от привалившего богатства ручки. - Нет, а кому? В этом мире разумных существ, кроме нас, и не водилось, а путешественники по мирам стараются держать себя в руках, - дракон развел лапами, прохаживаясь у противоположной стены. - Подождите-подождите, какие путешественники по мирам? - недопонимал я. - Тогда я просто обязан вас просветить, - улыбнулся граф. - Дело в том, что путешествия между мирами очень даже реальны. И примером такого путешественника как раз являетесь вы, - ему снова пришлось объяснять, так как кто-то в моем лице чего-то не схватывал: - Ну вот, смотрите, сначала вы попадаете в мир, где все вокруг уверены в том, что вы - вы, но в то же время и не вы, и верить не хотят в то, что в лечебнице вы оказаться не могли. Потом вы попали в мир, где всегда светит полная луна, а после я показал вам этот. Хотите верьте, хотите нет, но это истинная правда. Признаться, такой подход действительно немного ошеломлял, впрочем, наверное, после встречи с настоящим вампиром я мог бы и не удивляться. Как человек, увлекавшийся фэнтези, я мог бы порадоваться тому, что большинство авторов, работавших в этом жанре, были правы, но наличие в непосредственной близости непосредственных доказательств того, что магические миры реальны, все равно казалось чем-то экстраординарным. - Ну хорошо, допустим, что вы правы, - наконец нарушил я затянувшееся молчание. - Но можете понагляднее доказать, что иные миры существуют? - будто мне всего происходящего не доставало... - Как пожелаете, отговаривать не смею, - пожал плечами дракон, мигом оборачиваясь обратно полупрозрачным силуэтом. На мой удивленный взгляд пояснил: - Так удобнее. - Процедура повторилась: вновь едва слышные слова, как теперь до меня дошло, заклинания и странные пассы в воздухе. Прежде, чем мир распался на составные части, я взял с собой, как напоминание, небольшой изумруд, лежавший под ногами, почувствовав острый укол внезапно проснувшейся совести. Успокоил себя тем, что этот камушек покажет, реально ли все происходящее. Как - я понятия не имел. Перед нами раскинулась фантастическая картина - с холма была отличная перспектива на городской массив, раскинувшийся внизу. В непосредственной близости в воздухе мелькали различные транспортные средства, обдававшие нас парами топлива. Высотные здания поднимались ввысь, стремясь расколоть небеса, они явно были побольше замка графа, здоровенные махины из стекла, железа и бетона, они отлично вписывались в остальную картину - ни одного дерева, даже клочка растительности, только сухая, потрескавшаяся земля бурого цвета под ногами. Вдохнув окружающий воздух полной грудью, я пожалел о столь поспешном решении: настолько он был загрязнен (хотя чудо, что вообще присутствовал) смогом, и в нем, в свете тусклых солнц, лучи которых с трудом пробивались сквозь плотную пылевую завесу. Где-то на горизонте коптили фабрики, вносившие и свою лепту в отравление окружающей среды. - Я бы не хотел здесь жить, - протянул я, протирая глаза от пыли и отчаянно мечтая о респираторе. - Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что эта планета долго не протянет. Не удивлюсь, если дожди здесь идут не из воды, а из кислоты. Кронгиельм устремил взгляд куда-то вдаль, полы его призрачного плаща и волосы трепетали на ветру, больше напоминавшем песчаную, вернее, грязевую бурю. Я протер глаза и вновь откашлялся, не сводя взгляда с полупрозрачной фигуры. Наконец граф изрек: - Как это не прискорбно, мой друг, но вам пора домой, на Землю. И я имею достаточно сил, чтобы осуществить ваше возвращение, - он приблизился, одним ловким движением вытащив розу, тут же ставшую призрачной, у меня из-за уха. - На прощание скажу вам лишь одно: никогда до конца не верьте во все происходящее с вами. Возможно, это лишь ваша фантазия, - все вокруг померкло с очередным сильным порывом ветра и стало отдаляться: город и одинокая фигура графа, перебиравшего лепестки розы. Я почувствовал, что куда-то падаю, а в следующий миг ощутил ужасную тяжесть, опустившуюся на все тело, будто космонавт после приземления. Когда темнота расступилась, я почувствовал, что весь горю, так что прохладное прикосновение чьей-то руки к моему ощущалось особенно остро. Скинув с себя плотное одеяло, я резко сел, часто-часто моргая, чтобы сбросить пелену с глаз. Рядом со мной, на фоне светло-зеленых обоев, сидела моя мама. - Тихо, ты чего вскочил? Тебе сейчас вообще лучше лишний раз не двигаться, - она поправила одеяло, но укладывать меня обратно не стала. - У тебя второй день ужасный жар - сбить никак не могу, - и последние несколько часов ты метался в бреду, я вызвала скорую, но они все не едут, по такому-то сильному снегопаду... Откинув в сторону так не понравившееся мне одеяло, я крепко обнял маму, носом зарывшись в ее волосы, пахшие лавандой, кажется, она немало была этому удивлена. Где-то поблизости истошно орал мой кот. В памяти всплыли последние слова графа, но мне хотелось верить, что происходившее в тот момент являлось реальностью, а не плодом моего больного воображения. Разжав руки и мирно устроившись под толстым одеялом, я почувствовал, что под спиной лежит острый камушек, на котором не отдохнешь. Достал его и обомлел: тот самый изумруд, который я прихватил в пещере. Стало быть, все происходившее со мной было реальностью. Больше ни о чем мне поразмыслить не удалось: сознание уплывало куда-то вдаль, поддавшись чарам сна.
